Неточные совпадения
— Слышали? — спросил он, улыбаясь, поблескивая черненькими глазками. Присел к столу, хозяйственно налил себе стакан чаю, аккуратно положил варенья в стакан и, размешивая чай, позванивая ложечкой, рассказал о крестьянских бунтах на юге. Маленькая, сухая рука его
дрожала, личико морщилось улыбками, он раздувал
ноздри и все вертел шеей, сжатой накрахмаленным воротником.
— А — кровью пахнет? — шевеля
ноздрями, сказала Анфимьевна, и прежде, чем он успел остановить ее, мягко, как перина, ввалилась в дверь к Варваре. Она вышла оттуда тотчас же и так же бесшумно, до локтей ее руки были прижаты к бокам, а от локтей подняты, как на иконе Знамения Абалацкой богоматери, короткие, железные пальцы шевелились, губы ее
дрожали, и она шипела...
Самгин вздрогнул, — между сосен стоял очень высокий, широкоплечий парень без шапки, с длинными волосами дьякона, — его круглое безбородое лицо Самгин видел ночью. Теперь это лицо широко улыбалось, добродушно блестели красивые, темные глаза, вздрагивали
ноздри крупного носа,
дрожали пухлые губы: сейчас вот засмеется.
Лошади карабкались на кручу изо всех сил; от напряжения у них
дрожали ноги, они падали и, широко раскрыв
ноздри, тяжело и порывисто дышали.
Лошадь делает отчаянную попытку освободиться от своих мучителей, бьет задними ногами,
дрожит и раздувает
ноздри.
Привели и верховую лошадь, которая пробежала в Туляцкий конец с оборванными поводьями. Она вся
дрожала и пугливо вздрагивала от малейшего шороха, косясь горячим глазом. Это был великолепный караковый киргизский иноходец, костлявый и горбоносый, с поротыми ушами. Нюрочка нарочно выходила посмотреть красавицу лошадь и долго гладила бархатную морду с раздувавшимися
ноздрями.
Капля пота скатилась с его щеки, оставив за собою светлый след,
ноздри его
дрожали и губы двигались судорожно.
От того ли посвисту сыр-бор преклоняется и лист с деревьев осыпается; он бьет коня по крутым ребрам; богатырский конь разъяряется, мечет из-под копыт по сенной копне; бежит в поля, земля
дрожит, изо рта пламя пышет, из
ноздрей дым столбом.
Теперь, во время прогулок по городу, он готов был целые часы стоять против строящегося дома, наблюдая, как из малого растет к небу огромное;
ноздри его
дрожали, внюхиваясь в пыль кирпича и запах кипящей извести, глаза становились сонными, покрывались пленкой напряженной вдумчивости, и, когда ему говорили, что неприлично стоять на улице, он не слышал.
Широким жестом руки она повела по магазину и продолжала рассказывать ему о том, как труд обогащает всех, кроме того, кто трудится. Сначала она говорила так, как всегда, — сухо, отчётливо, и некрасивое лицо её было неподвижно, а потом брови у ней
дрогнули, нахмурились,
ноздри раздулись, и, высоко вскинув голову, она в упор кидала Илье крепкие слова, пропитанные молодой, непоколебимой верой в их правду.
— Как вы смеете говорить мне такие вещи!.. — сказала она, и у ней при этом губы немного
дрожали и
ноздри раздувались.
Ежели от одного звука этого голоса чалая лошадка могла ошалеть так, что забыла свою должность, чтò бы было с ней, ежели бы она видела всю красавицу шалунью, как она, насторожив уши, растопырив
ноздри, втягивая в себя воздух и куда-то порываясь и
дрожа всем своим молодым и красивым телом, звала ее.
Тонкие чувственные
ноздри, казалось,
дрожали и расширялись, как после недавних поцелуев; от смуглых щек так и веяло зноем и здоровьем, роскошью молодости и женской силы…
Меня сняли с коня, бледного, чуть дышавшего. Я весь
дрожал, как былинка под ветром, так же как и Танкред, который стоял, упираясь всем телом назад, неподвижно, как будто врывшись копытами в землю, тяжело выпуская пламенное дыхание из красных, дымящихся
ноздрей, весь
дрожа, как лист, мелкой
дрожью и словно остолбенев от оскорбления и злости за ненаказанную дерзость ребенка. Кругом меня раздавались крики смятения, удивления, испуга.
— вторил ему безрукий одними гласными. Он плотно зажмурил глаза, и
ноздри его нервно
дрожали,
дрожали и губы и подбородок.
Ежели от одного звука этого голоса чалая лошадка могла так ошалеть, что было бы с ней, если бы она видела всю красавицу-шалунью, как она, навострив уши, растопырив
ноздри и куда-то порываясь и
дрожа всем своим молодым и красивым телом, звала ее».
Внутри тела мелко и часто трепетала невидная снаружи
дрожь, воздух выходил из
ноздрей прерывистою струею. И Резцов глубже засовывал руки в мех рукавов. Ползли предательские шорохи, их осторожно душила живая, подстерегающая тишина. Вот сейчас эта тишина вздрогнет, разверзнется, и с ярым воплем из нее ринутся на люнет темные толпы. Что тогда делать?